Вернуться в “книги” [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ]

Тайные недуги души. 

Об авторе

     Три книги архимандрита Лазаря, выходящие в издательстве Московского подворья Псково-Печерского монастыря, написаны для наших современников - православных христиан конца 20 века. Автор хорошо знает и их духовные проблемы, и их грехи и падения, но знает и великую силу покаяния. Он рассказывает о духовных западнях, наиболее часто встречающихся на пути современного человека, таких, как оккультизм, индуизм, йога, кунфу, рок-музыка. Его книги "Грех и покаяние последних времен" и "О тайных недугах души" помогают понять истинную духовную сущность этих явлений и найти пути ко спасению. Третья книжка "О монашестве" рассказывает о непростом монашеском пути в современном мире.

     Архимандрит Лазарь живет в Грузии, в монастыре Бетани. Он получил светское образование. В 80-х годах избрал монашеский путь.

     Его книги - это доверительный разговор любящего и взыскательного духовника, основывающего свое слово на учении отцов и уставах Православной Церкви.

По благословению
Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси
Алексия II

НАЗНАЧЕНИЕ КНИЖКИ

     Каждый шаг на пути духовной жизни христианина есть не что иное, как покаянное движение сердца, зрящего свои грехи. С покаяния открывается для уверовавшего дверь в церковный мир, только через покаяние откроются ему райские врата. Коротко сказать, начало покаяния и есть начало спасения.

     В наши дни очень многие люди, познавшие мрачные глубины неверия, безбожия, вкусившие пагубные плоды смраднейших грехов, но милостью Божией вызволенные из этого ада, призванные к свету, к пробуждению, к жизни, - через раскаяние, таинство крещения, через исповедание своих страшных грехов, оставление их, через полученное в таинстве покаяния прощение, через получение благодатных сил в таинстве причащения, - рождаются к новой жизни, жизни совершенно иной, совершенно непохожей на ту, которой они до сих пор жили. Но эта новая жизнь требует разрушения многих прежних понятий, ценностей, привязанностей, знаний, вкусов; часто почти полного забвения всего этого огромного греховного хаоса, оставшегося там, позади, перечеркнутого началом спасительного покаяния. Этот процесс отказа от старого, перерождения, воскрешения души - довольно сложен, неодинаков у всех, таинствен. Каждого человека Бог одному Ему ведомыми путями, непостижимыми судьбами Своими изводит из этого греховного Содома, из плена Египетского и ведет через пустыню очищения в землю обетованную. (Глубоко и основательно рассматривает этот момент, начало духовной жизни, святитель Феофан Затворник в книге "Путь ко спасению".)

     О том, как каяться в содеянных грехах, какие это грехи, насколько они тяжки, как затем их оставить и не повторять, - обо всем этом довольно много составлено поучений, об этом часто говорят священники в храмах, об этом многие уверовавшие как-то и сами знают, ведь немудрено увидеть внешние, соделанные делом и словом грехи, увидеть явные греховные наклонности и страсти свои. Конечно, и на этих первых ступенях, шагах ко благочестию каждый новообращенный встречает не мало препятствий, браней, трудностей, скорбей; но здесь еще ясно все видимо, зло неприкровенно, вопиет о себе, - необходимы только мужество и решительность, твердое намерение начать новую жизнь и порвать окончательно со старым. И вот уже при первых малых победах над собой обратившийся ощущает огромное внутреннее облегчение, освобождение, примирение с Богом, с совестью, с людьми, как бы сбрасывает тяжелый груз с плеч, который тяготил его всю жизнь, ощущает радость и прилив новых сил, - и с таким воодушевлением входит в таинственный церковный мир, в новую семью, начинает новую жизнь. И если новопросвещенный христианин сумел с помощью Божией отринуть прежнюю свою греховную деятельность и все свои воскресшие силы направить на новую стезю, то... тогда-то и начинается для него самое важное и трудное.

     Дело в том, что когда человек видит многие свои явные грехи, то это его очень смиряет, дает правильное понятие о себе, вселяет в душу страх, трепет пред судом Божиим; угадывает он тогда и то направление, по которому на первых порах должно ему следовать. Но когда верующий отсечет по милости Божией явные свои грехопадения, то образ покаяния заметно усложняется, утончается, и здесь появляется большая опасность утерять эту тропу, этот единственно верный тесный путь ко спасению, и свернуть на широкую дорогу самодовольства и гордыни. Каясь в прежних грехах, оставляя прежнюю срамную жизнь свою, получая прощение от Бога, мы тем не менее остаемся глубоко пораженными многими духовными недугами, страстями, греховными навыками, - мы больны сердцем, умом, волей, всеми своими чувствами. Грехи прощены, но страсти еще живы; дела греховные не творим, но склонность к ним, жажда их - живы, и все это требует еще многих трудов покаяния, многих борений, скорбных взываний и молений к Милостивому Врачу - Человеколюбцу Господу нашему. И до каких же пор так? - Пока живем во плоти!

     Вот здесь-то и случается распутие: уж очень это непривлекательная дорога для многих - всегдашнее покаяние, постоянное недовольство собой, недоверие себе, подозрение ко всем своим чувствам, движениям души, какое-то всегда внутреннее напряжение, боль, горечь. И так, наоборот, хочется человеку сразу же получить полный покой, внутренний комфорт, чувство духовной удовлетворенности самим собой, чувство своей значимости и избранности. И хорошо, если вступивший только что на дорогу христианства сразу же встретит правильного наставника, который укажет ему в самом начале верный путь, научит не удаляться спасительной печали и сокрушения, не отталкивать от себя это неприятное, но полезное зрелище уродства души своей, не прикрывать его ложным мнением о себе и самооправданием, а нести эту скорбь как свой крест, как верное свидетельство правильности избранного пути (ведь и эти скорби, происходящие от нашего падшего естества, предрекал Спаситель последователям Своим: в мире скорбны будете. Кто не возненавидит душу свою, жизнь свою, не может быть учеником Христовым!), как залог будущей радости, хранить это самоосуждение, как ту евангельскую соль, без которой всякое делание души тут же загнивает, начинает издавать зловоние. А как часто выходит наоборот! Это стало уже распространенной болезнью в наше время: теперь люди, по укоренившемуся в них сладострастию, склонности искать всегда и во всем комфорта и приятности, - самую духовную жизнь уже понимают как средство скорейшего получения такого внутреннего "блаженства", сладостного покоя, эйфории. И вот теперь наблюдается такая картина: исповедовал вновь обратившийся свои прежние тяжкие грехи, походил в церковь, еще несколько раз припомнил на исповеди кое-что из прошлого, немного научился молиться, начал внешне упорядоченную жизнь, но дальше уже не видит, в чем теперь каяться: "Живем как будто нормально, особенно не грешим. Ну там приходят разные плохие помыслы, оживают некоторые страсти в сердце - так оно у всех так. Но зато сколько добрых дел мы теперь делаем" -и т.д. Так может уже с самого начала сложиться нечувствие к своим болезням. И если здесь не научиться внимательному взгляду на немощи души своей, то внутреннее покаяние не привьется ей, а без него вся духовная жизнь не будет иметь верного ориентира, уклонится на ложный путь - в пагубную прелесть. Тогда человек не только не видит свои скрытые страсти, но даже начинает мнить, будто он имеет уже какие-то высшие дарования - "духовные", "благодатные", "святые". Все эти кажущиеся светлыми, благодатными, богоугодными проявления душевной деятельности создают впечатление особой избранности, кажутся началом высокой духовной жизни.

     И действительно - у человека, составившего коварное мнение о своей праведности, о том, что он уже стоит на некоторой значительной ступени духа, появляется странное, необъяснимое воодушевление, подъем каких-то внутренних сил, необычное разгорячение, принимаемое им за святую ревность, порывы бурной деятельности. Распознать в этих движениях личину самообольщения вначале очень непросто: необходим большой духовный опыт, чтоб точно различить такую болезненную горячность от истинной ревности. При том при всем, уклонившийся не перестает называть себя грешником и отчасти считает себя таким. Дело в том, что страсти здесь начинают действовать очень тонко и прикровенно, так что признание греховности есть, но оно очень поверхностное, больше на словах, а не в чувстве, - признание же своей праведности глубоко сидит в сердце, хотя на словах может ярко и не выражаться.

     Теперь видно, как важно с самого начала дать правильное направление течению духовной жизни верующего, предостеречь его от подобного самообольщения, не допустить, чтоб он оазис в пустыне принял за землю обетованную (свт. Игнатий), т. е. - не позволить ему посчитать себя спасенным, избавленным от опасностей, когда он только еще вышел на путь борьбы. А для этого необходимо сразу же после того, как новообращенный покается в прежде содеянных грехах, преподать ему наставление о коварности внутренних страстей, открыть ему глаза на тот глубокий темный мир внутренней греховной поврежденности души, с которым ему еще предстоит вести брань, - мир коварный, который часто будет прикрываться личиной добродетели и праведности. Поэтому важно сразу указать истинное, нелестное, испытующее воззрение на самые наши "добродетели" и проявления нашей горячности, ревности и неожиданных порывов к высоким подвигам.

     Цель этой книжки - опираясь на наставления святых отцов древности и отцов последнего времени, предостеречь, насторожить, устрашить, отрезвить новоначальных христиан, показав некоторые тайные сети скрытых недугов души, глубину нашего падения и коварство злых духов, а то и сами некоторые внешние добродетели рассмотреть и показать - какие под ними могут быть сокрыты тайные движения недугующей души.

ЧТО ОСОБЕННО ВАЖНО В НАЧАЛЕ ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ

Всякое попечение о небе, если оно не одушевлено покаянием, - мертво, неистинно.
Епископ Игнатий Брянчанинов  

Грехопадения кто разумеет? От тайных моих очисти мя. Псалом 18

     Кто внимательно читал наставления святых отцов Церкви - тот, безусловно, заметил, что более всего в этих учениях говорится о покаянии, о смирении, о плаче пред Богом за грехи свои. Об этом так много написано отцами, что почти в каждой святоотеческой книге и на каждой странице ее можно найти подобное наставление. Но как ни странно - в наше время христианами больше всего упускается, искажается и нарушается именно это учение, этот важнейший закон духовной жизни. И это не случайно! По мере того как век сей движется к страшному концу своему, приближаются времена всеобщего отступления от истины, всецелого обольщения мира диаволом и всеобщей прелести - люди все глубже погрязают во всех страстях своих, во всех грехах и заблуждениях.  Первая же из всех болезней века сего - гордыня, она-то и поднимает все выше главу свою. Об этом ясно предсказывал апостол Павел  : что в последние времена люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели Боголюбовы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся и т. п. И теперь уже каждый духовник, старающийся помогать приходящим к нему верующим врачевать душевные недуги, знает, какая сегодня это непростая работа, как въелись эти болезни в души людей, как все от мала до велика глубоко поражены безумной гордыней, тщеславием, самолюбием, как велеречивы, заносчивы, обидчивы, как все своевольны, непокорны, непослушны, недоверчивы. А в духовной жизни это самое тяжкое. Теперь очень редко кто доверяет своим наставникам, больше же каждый следует своему рассудку, к духовникам же обращаются только для виду, потому что так принято, на самом же деле во всем полагаются на себя. Вообще картина духовной жизни сегодня очень бедственная; если бы кто из древних отцов взглянул на нее своим очищенным взором, наверно, не вынес бы этого зрелища и горько рыдал бы о наших душах.  (Так Пахомий Великий, живший еще в четвертом веке, имел видение от Бога о том, как будут жить последние монахи, после этого он долго плакал, скорбел, отказывался от пищи  ) Но мы так уже свыклись с этим положением, что вовсе даже и не видим этого нашего бедствия. Многие страсти так откровенно гуляют сегодня в среде христиан, к ним относятся как к самым безобидным и даже забавным чертам характера, никто не ужасается им, не пресекает их, хотя многие из этих "шалостей" прямо убивают душу и сеют духовную смерть вокруг того, кто проявляет эту страсть и заражает ею других.

     Из такого бедственного состояния: из-за оставления правильного учения отцов Церкви, из-за отсутствия верных учителей покаяния, из-за отсутствия опытного и внимательного пастырского надзора за верующими - происходит гибельное отклонение от спасительного пути, и, конечно, это прежде всего выражается в том, что христиане теряют (или и не находят) верный дух покаяния, верный взгляд на свою греховность, на свое падение. Проще сказать: не ведают верно - кто мы, в каком мы отношении к Богу, каковы пред Ним и каково Его величие, каково наше безобразие.

     Дает ведение этого Православие! - Само святое это слово уже многое говорит: право славить Бога, т. е. правильно, верно сознавать величие, славу Божию, достойно этому величию воздавать хвалу, славословить Вседержителя, Творца неба и земли, видимого всего и невидимого; но это знание неразрывно связано и с тем, чтоб нам правильно, верно сознавать наше собственное падение, ничтожество, недостоинство и со страхом произносить имя Божие. Возвеличивать беспрестанно Бога и уничижать непрестанно себя - вот Православие!

     Гордыня же наша, гордый разум наш, если его сразу не начать душить и топтать, как на иконах Архангел Михаил топчет змия - сатану (выражение свт. Феофана Затворника), он обязательно посягнет исказить этот правильный взгляд на себя и представить нам наше падение куда не таким глубоким, а наши хорошие свойства куда более прекрасными и надежными, чем это есть на самом деле. Отсюда и происходит безобразное искажение духовного зрения, око наше становится темным, а в душе тогда тьма кромешная. Сколько бед отсюда! Посмотреть внимательно в учение каждого еретика, раскольника и можно увидеть - что более всего у них отклонение в покаянии, в понимании того, как Бог взирает на наши сердца, насколько требователен к нам и насколько снисходителен. Так католики думают спастись одними внешними делами, как бы откупить свое спасение без очищения глубин сердца; протестанты, наоборот, считают, что достаточно одной веры, а дела покаяния не важны, что уже все грехи наши искуплены Иисусом Христом на Кресте, только верь да исповедуй веру свою словом - и достаточно. И в том же роде все более и более умножаются уклонения от истинного понимания того, кто мы, как нам жить, чтоб снискать милость у Бога, что же необходимо для спасения.

     Путь духовной жизни необыкновенно сложен; как, например, не просто научиться живописи или музыке, сколько при этом необходимо трудов, познаний, навыков, разных упражнений, и при этом многие навыки в искусствах развиваются как-то интуитивно, о них даже невозможно ясно выразиться или постичь их рассудком. При этом еще многое зависит от учителя, от школы. Но духовная жизнь - не сложнее ли, не таинственнее ли? Здесь все великая тайна, здесь все почти невидимо. Ведь это наука из наук, искусство из искусств! Как же можно в духовной жизни хвататься за дело сгоряча, самонадеянно, по смутному какому-то зову души отдаваться во власть неизвестных чувств, судить о внутренних своих движениях и настроениях только по вкусу, который они производят у нас внутри. В духовной жизни и опасности во много раз ужаснее, здесь можно потерять не имя и состояние, как в занятиях искусствами, - здесь теряется вечность, жизнь. Здесь встречается и сильнейшее противодействие злых сил - и внутри нас и вовне; здесь идущего встречает на пути коварство врагов, хитрость за хитростью, сеть за сетью. И вот печальная картина: многое множество прельщенных христиан, многие из них сходят с ума, совершают страшные поступки, учат, проповедуют несуразицу. Так как учение истинное, святоотеческое, православное, смиренное стало искажаться и забываться, то и все это прельщение теперь часто принимают за явление нормальное, даже всевозможные проявления восторженности, разгоряченности, фанатизма, основанные на самообольщении, принимают за действия благодати, считают "возрождением веры", началом "новой эры".

ГДЕ И КАК НАУЧИТЬСЯ СВЯТОМУ ПОКАЯНИЮ

     Научиться правильному покаянному настрою души можно или, так сказать, из рук в руки, то есть - найти такого смиренного наставника, который сам имел бы в себе тот сокрушенный и покаянный дух, и от него прямо перенять это глубокое, спасительное, живящее воздыхание о бедной, падшей душе нашей, а вместе с тем и радостное упование на неизреченное милосердие Божие; или же, если не повстречается таковой учитель, то можно, но уже сложнее, научиться этому духу внимательно читая святых отцов Церкви, особенно стараясь перенять у них эту науку смиреннейшего самовоззрения, крайнего недоверия себе во всем, осторожного отношения ко всем движениям души своей, ко всем чувствам своим, всегдашнего окаявания себя, внутреннего плача о себе, чувство собственного недостоинства, странничества на земле сей, сознание своей удаленности от Бога. Для этого полезно читать древних отцов, весьма наставительны примеры из жизни пустынных монахов, они особенно преуспевали в стяжании покаянного плача о себе, в смиренномудрии. В наставлениях преподобного Иоанна Лествичника, игумена Синайского, много говорится о том, как под видом добродетелей часто скрываются тайные страсти; дают правильное направление в покаянии поучения аввы Дорофея, святых Варсонофия Великого и Иоанна пророка. Множество важных советов находится и у отцов поздних времен, особенно полезна книга "Невидимая брань" Никодима Святогорца, очень доходчивы прекрасные письма епископа Феофана Затворника, покаянным духом отличаются поучения, письма, образ жизни самых поздних отцов, монахов, живших в конце прошлого века, первой половине нашего, перенесших небывалые скорби и гонения. Но особенно соответствует потребностям духовной жизни нашего последнего, тяжкого времени по духу, по доступности понимания, красоте и силе слова подробное, основательное учение о покаянии, о лукавствии злых духов, о прелести и коварстве страстей - в книгах святого епископа Игнатия Брянчанинова. Это как бы сконцентрированное учение всех отцов Церкви, разъясненное и удобоприложимое к проблемам последнего времени.

     Приведем здесь некоторые отрывки из книг этого отца, касающиеся нашей темы, именно: как снискать спасительный путь, как отличить истинное состояние богоощущения от мнимого, от прелести, как оберечь себя от искусительной лести врага.

     На эти вопросы находим у владыки Игнатия ясный и определенный ответ:

     "...Услышь, возлюбленнейший брат, услышь, чем различается действие прелести от действия Божественного! Прелесть, когда приступает к человеку, мыслию ли, или мечтанием, или тонким мнением, или каким явлением, зримым чувственными очами, или гласом из поднебесной, слышимым чувственными ушами, - приступает всегда не как неограниченная властительница, но как обольстительница, ищущая в человеке согласия, от согласия его приемлющая власть над ним. Всегда действие ее, внутри ли оно, или снаружи человека, есть действие извне; человек может отвергнуть его. Всегда встречается прелесть первоначально некоторым сомнением сердца; не сомневаются о ней те, которыми она решительно возобладала. Никогда не соединяет прелесть рассеченного грехом человека, не останавливает движений крови, не наставляет подвижника на покаяние, не умаляет его пред ним самим; напротив того, возбуждает в нем мечтательность, приводит в движение кровь, приносит ему какое-то безвкусное, ядовитое наслаждение, тонко льстит ему, внушает самомнение, устанавливает в душе идол "я".

     Божественное действие - не вещественно: не зрится, не слышится, не ожидается, не вообразимо, не объяснимо никаким сравнением, заимствованным из сего века; приходит, действует таинственно. Сперва показывает человеку грех его, растит в очах человека грех его, непрестанно держит страшный грех пред его очами, приводит душу в самоосуждение, являет ей падение наше, эту ужасную, темную, глубокую пропасть погибели, в которую ниспал род наш согрешением нашего праотца: потом мало-помалу  дарует сугубое внимание и сокрушение сердца при молитве"  .

     "Святая истина извещается сердцу тишиною, спокойствием, ясностью, миром, расположением к покаянию, к углублению в себя, к безнадежию на себя, к утешительной надежде на Бога. Ложь, хотя бы и облекалась в личину добра, познается по производимому ею смущению, мраку, неопределительности, переменчивости, развлечению, мечтательности; или же она только обольщает сердце, - льстиво приносит ему довольство, упитательство собою, какое-то неясное, мутное наслаждение. И это наслаждение обольщенного сердца похоже на притворную тишину, которою прикрыта поверхность глубокого, темного омута - жилища чудовищ...

     Ум человеческий не в состоянии отличить добра от зла; замаскированное зло легко, почти всегда, обманывает его. И это очень естественно: ум человеческий юн, а борющие его злыми помыслами имеют более, чем семитысячелетнюю опытность в борьбе, в лукавстве, в ловитве душ человеческих. Различать добро от зла принадлежит сердцу, - его дело. Но опять нужно время, нужно укоснение в заповедях евангельских, чтоб сердце стяжало тонкость вкуса к отличию вина цельного от вина поддельного... Доколе сердце не стяжет навыка отличать добро от зла, очень полезен опытный совет ближнего - воспитанника Восточной Церкви, единой святой, единой истинной, - ищущего и нашедшего в повиновении ей блаженную свободу... Вне неуклонного послушания Церкви нет ни истинного смирения, ни истинного духовного разума; там обширная область, темное царство лжи и производимого ею самообольщения..."        "...Спускается в глубокое море водолаз, чтоб достать дорогую жемчужину; и святые отцы удалялись в глубокие пустыни, там глубоко вникали в себя, находили различные бесценные, духовные перлы: христоподражательное смирение, младенческую простоту и незлобие, ангелоподобное бесстрастие, рассуждение и мудрость духовные, - словом сказать, находили Евангелие... Некоторый инок сказал Сисою Великому: "Я нахожусь в непрестанном памятований Бога". Преподобный Сисой отвечал ему: "Это - не велико; велико будет то, когда ты сочтешь себя хуже всей твари".

     Высокое занятие - непрестанное памятование Бога! Но эта высота очень опасна, когда лествица к ней не основана на прочном камне смирения.

     Смотрите - как Писание согласно с отцами! Писание говорит: всесожжения не благоволиши. Жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит  . Жертвы и самые всесожжения человеческие должны быть основаны на чувстве нищеты духовной, на чувстве покаяния. Без этого они отвергаются Богом.

     ...Никто, кажется, столько не вник в Евангелие, сколько вникли в него святые пустынножители; они старались осуществлять Евангелие самою жизнию, самыми помышлениями и чувствованиями своими. Отличительною чертою их было глубочайшее смирение; падение человека было постоянным предметом их размышления; постоянным их занятием был плач о грехах своих.

     Другое направление получили подвижники Западной церкви и писатели ее о подвижничестве со времени разлучения этой Церкви от Восточной и отпадения ее в гибельную тьму ереси... Они тотчас влекутся и влекут читателей своих к высотам, недоступным для новоначального, заносятся и заносят. Разгоряченная, часто исступленная мечтательность заменяет у них все духовное, о котором они не имеют никакого понятия. Эта мечтательность признана ими благодатию...

     Святые отцы Восточной Церкви приводят читателя своего не в объятия любви, не на высоты видений, - приводят его к рассматриванию греха своего, своего падения, к исповеданию Искупителя, к плачу о себе пред милосердием Создателя. Они сперва научают обуздывать нечистые стремления нашего тела, соделывать его легким, способным к духовной деятельности; потом обращаются к уму, выправляют его образ мыслей, его разум, очищая его от мыслей, усвоившихся нам по падении нашем, заменяя их мыслями обновленного естества человеческого, живо изображенного в Евангелии. С исправлением ума святые отцы заботятся о исправлении сердца, о изменении его навыков и ощущений. Очистить сердце труднее, нежели очистить ум: ум, убедясь в справедливости новой мысли, легко отбрасывает старую, легко усвояет себе новую; но заменить навык навыком, свойство свойством, чувствование другим чувствованием, чувствованием противоположным, это - труд, это - усильная, продолжительная работа, это - борьба неимоверная. Лютость этой борьбы отцы выражают так: "дай кровь и прими дух". Значит: надо умертвить все греховные пожелания плоти и крови, все движения ума и сердца, зависящие от плоти и крови. Надо ввести и тело, и ум, и сердце в управление духа. Кровь и нервы приводятся в движение многими страстями: и гневом, и сребролюбием, и сластолюбием, и тщеславием. Последние две чрезвычайно разгорячают кровь в подвижниках, незаконно подвизающихся, соделывают их исступленными фанатиками. Тщеславие стремится преждевременно к духовным состояниям, к которым человек еще неспособен по нечистоте своей, за недостижением истины - сочиняет себе мечты. А сладострастие, присоединяя свое действие к действию тщеславия, производит в сердце обольстительные, ложные утешения, наслаждения и упоения. Такое состояние есть состояние самообольщения. Все незаконно подвизающиеся находятся в этом состоянии...

     В святых отцах Восточной Церкви отнюдь не видно разгоряченного состояния крови. Они никогда не приходят в энтузиазм, который, будучи рождение крови, часто на Западе искал пролития крови. Из их сочинений дышит истинное самоотвержение, дышит благоухание Святаго Духа, мертвящее страсти"  

     Владыка Игнатий свидетельствует, что из прелести и самомнения возникли пагубные ереси, расколы, безбожие, богохульство. Несчастнейшее видимое последствие прелести есть неправильная, зловредная для себя и для ближних деятельность, - зло, несмотря на ясность его и обширность, мало примечаемое и мало понимаемое. Случаются с такими прельщенными людьми и несчастья, очевидные для всех, весьма трагические.

     Так, на Валаамском острове, рассказывает владыка, в отдаленной пустынной хижине жил схимонах Порфирий. Он занимался подвигом молитвы. Какого рода был этот подвиг - положительно не знаю. Можно догадываться о неправильности его по любимому чтению схимонаха: он высоко ценил книгу западного писателя Фомы Кемпийского "О подражании Иисусу Христу" и руководствовался ею. Книга эта написана из "мнения". Порфирий однажды вечером, в осеннее еремя, посетил старцев скита, от которого невдалеке была его пустыня. Когда он прощался со старцами, они предостерегли его, говоря: "Не вздумай пройти по льду: лед только что встал и очень тонок". Пустыня Порфирия отделялась от скита глубоким заливом Ладожского озера, который надо было обходить. Схимонах отвечал тихим голосом, с наружною скромностью: "Я уже легок стал". Он ушел. Чрез короткое время послышался отчаянный крик. Скитские старцы встревожились, выбежали. Было темно; не скоро нашли место, на котором совершилось несчастье; не скоро нашли средство достать утопшего - вытащили тело, уже оставленное душою  

     "...Блаженна душа, узревшая гнездящийся в себе грех! Блаженна душа, узревшая в себе падение праотцев, ветхость ветхого Адама! Такое видение греха своего есть видение духовное, видение ума, исцеленного от слепоты Божественною благодатию. С постом и коленопреклонением научает святая Восточная Церковь испрашивать у Бога зрение греха своего.

     ...Блаженна душа, которая сознала себя вполне недостойною Бога, которая осудила себя как окаянную и грешную! Она на пути спасения; в ней нет самообольщения.

     Напротив того, кто считает себя готовым к приятию благодати, кто считает себя достойным Бога, ожидает и просит Его таинственного пришествия, говорит, что он готов принять, услышать и увидеть Господа, тот обманывает себя, тот льстит себе; тот достиг высокого утеса гордости, с которого падение в мрачную пропасть пагубы"  .

     ...Чувство плача и покаяния - едино на потребу душе, приступившей к Господу с намерением получить от Него прощение грехов своих. Это - благая часть! Если ты избрал ее, то да не отымется она от тебя! Не променяй этого сокровища на пустые, ложные, насильственные, мнимо благодатные чувствования, не погуби себя лестью себе.

     "Если некоторые из отцов, - говорит преподобный Исаак Сирский, - написали о том, что есть чистота души, что есть здравие ее, что бесстрастие, что видение, то написали не с тем, чтоб мы искали их преждевременно и с ожиданием... Те, в которых живет ожидание, стяжали гордыню и падение... Искание с ожиданием высоких Божиих даров отвергнуто Церковию Божиею. Это - не признак любви к Богу, это - недуг души"  

     Все святые признавали себя недостойными Бога: этим они явили свое достоинство, состоящее в смирении  .

     Все самообольщенные считали себя достойными Бога: этим явили объявшую их души гордость и бесовскую прелесть. Иные из них приняли бесов, представших им в виде Ангелов, и последовали им; другим явились бесы в своем собственном виде и представлялись побежденными их молитвою, чем вводили их в высокоумие; иные возбуждали свое воображение, разгорячали кровь, производили в себе движения нервные, принимали это за благодатное наслаждение, - и впали в самообольщение, в совершенное омрачение, причислились по духу своему к духам отверженным.

     Если имеешь нужду беседовать с самим собою, приноси себе не лесть, а самоукорение. Горькие врачевства полезны нам в нашем состоянии падения. Льстящие себе уже восприяли здесь на земле мзду свою - свое самообольщение, похвалу и любовь враждебного Богу мира: нечего им ожидать в вечности кроме осуждения.

     ...Святые отцы Восточной Церкви, особливо пустынножители, когда достигали высоты духовных упражнений, тогда все эти упражнения сливались в них в одно покаяние. Покаяние обымало всю жизнь их, всю деятельность их: оно было последствием зрения греха своего.

     Некоторого великого отца спросили, в чем должно заключаться делание уединенного инока? Он отвечал: "Умерщвленная душа твоя предлежит твоим взорам, и ты ли спрашиваешь, какое должно быть твое делание?  . Плач - существенное делание истинного подвижника Христова; плач - делание его от вступления в подвиг и до совершения подвига. Зрение греха своего и рождаемое им покаяние суть делания, не имеющие окончания на земле: зрением греха возбуждается покаяние; покаянием доставляется очищение; постепенно очищаемое око ума начинает усматривать такие недостатки и повреждения во всем существе человеческом, которых оно прежде, в омрачении своем, совсем не примечало"  

     "...Чем более человек вглядывается в грех свой, чем более вдается в плач о себе: тем он приятнее, доступнее для Духа Святаго, Который, как врач, приступает только к сознающим себя больными, напротив того, отвращается от богатящихся суетным своим самомнением. Гляди и вглядывайся в грех твой! Не своди с него взоров! Отвергнись себя, не имей душу свою честну себе!   Весь вдайся в зрение греха твоего, в плач о нем! Тогда, в свое время, узришь воссоздание твое непостижимым, тем более необъяснимым действием Святаго Духа. Он придет к тебе, когда ты не чаешь Его, - воздействует в тебе, когда ты признаешь себя вполне недостойным Его!

     Но если в тебе кроется ожидание благодати, - остерегись: ты в опасном положении! Такое ожидание свидетельствует... о таящемся самомнении, в котором гордость. За гордостью удобно последует, к ней удобно прилепляется прелесть. Прелесть есть уклонение от Истины и содействующего Истине Святого Духа, уклонение ко лжи и содействующим лжи духам отверженным. Прелесть существует уже в самомнении, существует в удостоении себя, в самом ожидании благодати..."  .

     "...В молитвах твоих погружайся весь в покаяние. Есть состояние обновленное, - это знаешь; а находишься в состоянии ветхости! и потому пребывай в непрестанном сетовании, в печали спасительной. Отвергнись себя! Не имей душу свою честну себе (Деян.) по примеру святого апостола. Оценивай себя только осуждением себя. Будь бескорыстен пред Богом. Никак не позволь себе ожидания благодати: это - состояние и учение находящихся в самообольщении, отпавших от Истины. Стремись узреть грех твой и возрыдать о нем: это твое дело. А Бог сделает Свое дело, потому что Он верен, дал обетование и исполнит его. Благодать - Его! Дать ее - Его дело. Не сочти свои ризы чистыми, достойными духовного брачного чертога, сколько б ты их ни обмывал: судия твой - Бог"  .

     "...Подивитесь и поклонитесь Истине, которая непрестанную изменяемость человеческую врачует заповедию непрестанного покаяния. Ложась на одр кайтесь, и вставая кайтесь: как в цепи звено держится за звено, так и в жизни вашей воздыхание да следует за воздыханием. Так проводите дни, месяцы и годы. Предметом рассматривания вашего да будут немощи ваши. В чувстве сердца вашего будьте подобною ввергнутой до конца жизни в темницу, подобною прокаженному, изгнанному вне стана. Тогда окончатся страдания, когда окончится жизнь: последнее стенание испустится с последним вздохом...  .

     К этим выдержкам из книг епископа Игнатия Брянчанинова будет уместно добавить несколько слов, извлеченных из творений его современника, также новопрославленного святого отца, епископа Феофана Затворника, - именно о том, почему же мы часто так упорно не видим своих грехов? Что так ослепляет нас? Изображая внутренние наши страсти в виде греховного древа, которое, имея внизу три ствола, далее разветвляется на множество ветвей и веточек, которые проникают всю нашу деятельность, святитель Феофан говорит, что это древо самим грешником часто не замечается. "Что же за причина, почему мы часто думаем или не стыдясь говорим: что ж такое я сделал? - Или, - чем я худ?" - вопрошает св. отец и отвечает: "Причина тому очень естественная, и она есть новое порождение живущего в нас греха. - Не замечаем потому, что не можем. Этого не позволяет нам грех: он очень хитер и предусмотрителен. Непокровенное древо зла, изображенное нами, с первого раза могло бы стать пред взором ума и оттолкнуть от себя каждого; потому он спешит одеть его листвием, прикрыть его безобразие, и прикрывает так, что не только корня и стволов, даже и ветвей не может различить душа, в которой растет сие древо. Эти лиственные прикрытия суть - рассеянность и многозаботливость. Рассеянность не любит жить в себе, многозаботливый не имеет свободной минуты. Один не может, а другому некогда замечать то, что происходит внутри. С первым пробуждением от сна душа их тотчас выходит из себя, - и у первого уходит в мир мечтаний, у последнего же погружается в море нужных будто дел. Настоящего для них нет. Один охотнее живет в самосозданном мире и действительности касается только отчасти, ненамеренно, поверхностно; другой и мыслию и сердцем весь впереди. Каждое дело он спешит окончить как можно скорее, чтобы приступить к другому; начинает другое и - спешит к третьему; вообще настоящим у него заняты только руки, ноги, язык и проч. - а его душа вся устремлена в будущее. Как же при таком ходе внутренних движений заметить им, что кроется в сердце?

     Но грех не довольствуется одним этим лиственным покровом; сквозь него можно еще как-нибудь проникнуть, можно раздвинуть листья его ветром скорбей и внутренних потрясений совести и открыть скрывающееся под ними безобразие греха: потому что грех сам из себя создает некоторый непроницаемейший покров, наподобие стоячей мутной воды, куда погружает свое древо с его листвием. Этот покров слагается из неведения, нечувствия и беспечности. Не знаем своей опасности, потому и не ощущаем ее; не ощущаем, потому и предаемся беспечности. И что бы вы ни предпринимали для вразумления такого грешника, все напрасно. Он глубоко сокрыт в грехе, как в море. Производите сколько можно сильнейшие звуки над водою, - кто в воде, ничего не услышит. Поражайте чем вам угодно нерадивого грешника, он не смутится нисколько. Изобразите пред ним его собственное состояние, он скажет: это не я. Представляйте ему крайнюю опасность, от которой он недалеко, он будет уверять вас, что это не до него касается; возбуждайте его от усыпления, он не устыдится провозгласить: я действую. - Так крепок покров, которым закрывает наконец себя грех от взоров того, кем обладает!"  

     В письмах святителя Феофана находим такие мысли: "...Надо стать у сердца и навыкать замечать возникающие из него мысли и чувства. Тогда и узрите, что за смрадная вещь наше доброе будто сердце. - И придет тогда поминутное покаяние, и исповедь Богу Вездесущему и Всезрящему.

     ...Вот что нам надобно: не мерять себя, т. е. на сколько аршин поднялись от земли, лучше совсем забыть про эту меру. Одна пусть будет: "никуда негожи".

     ...Мера наша вот какая: когда чувствуем, что кругом нечисты и что спасение нам только от великой милости Божией, то и хорошо. Как скоро начнем присвоять себе хоть малую частичку праведности, это худо. Тут скорее надобно поднимать сварливую брань на себя"   

     "...Что не видите успехов, это не худо, а хорошо. Беда, когда увидите. Только не видя успехов, прилагайте ревнование и молитву об успехе, а беспечности не предавайтесь"  

     "...Беда, когда в сердце человек сыт и доволен, а когда голоден и нищ, куда как хорошо. Нищий и в мороз сильный бегает по окнам и просит... То же и с сердцем! Когда коснется его чувство беды, нищеты и голода, - покоя не дает ни телу, ни душе... А голод и беду (т. е. чувство бедственности своей. - Сост.) Господь посылает молящемуся и просящему. Это признак здоровья. У больного нет аппетита; он сыт... Надо зажечь беду вокруг...

     ...Вы спрашиваете, что значит: зажечь беду вокруг себя? - Это глубокое чувство опасности своего положения, и опасности крайней, от коей нет иного спасения, как в Господе Иисусе Христе. Сие чувство и будет гнать вас к Господу и заставит непрестанно вопиять: помоги, защити! Оно было у всех святых и никогда их не оставляло. Противное ему есть чувство довольства своим положением, которое упокоивает человека и погашает в нем всякую заботу о спасении. Сыт, - и что еще? Не память только грехов я разумел, а вообще чувство, что деваться некуда, кроме Господа"  .

     "...Вопль нераскаянных на суд низводит Господа, как Содом, а вопль кающихся грешников - на милость, как Ниневия. Уж куда нам в праведники? И беда нам, когда мысль попадет на самоправедность. Какая злая сия мысль! Как она убивает душу! Точно зловредная роса на нежный цветок, или страшно холодный ветер, который все окостеневает. То ли дело грешнику кающемуся. Объятия Отчи отверзты ему. "Пад на выю облобыза его", "Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит". Давайте так делать. Когда вкусим сладости покаяния, иной и не похочем"  

     Приведем здесь еще несколько поучений из книги "Невидимая брань" Никодима Святогорца, которые ясно определяют правильное, душеспасительное внутреннее делание и цель внешних добродетелей и подвигов.

     Этот отец начинает свою книгу с разъяснения - в чем состоит христианское совершенство, "ибо, не узнавши этого, - говорит он, - можешь уклониться с настоящего пути и, думая, что течешь к совершенству, направляться совсем в другую сторону". "Самое совершенное и великое дело, которого только может желать и достигнуть человек, есть сближение с Богом и пребывание в единении с Ним". Далее старец говорит, что не все правильно это понимают, но многие думают, что в исполнении самих добродетелей или особых подвигов, таких, как пост, бдения, коленопреклонения, разные телесные строгости, выстаивание церковных служб, умная молитва, уединение или молчание и т. п. - в этом и заключается совершенство христианской жизни. Однако эти добродетели одни не составляют искомого христианского совершенства, но лишь средства и способы к достижению его. Правильно, душеспасительно проходить эти добродетели с тою целью, чтобы получить чрез это силу и мощь против своей греховности и худости, - чтоб почерпнуть из них мужество противостоять искушениям и обольщениям трех главных врагов наших: плоти, мира и диавола. Каждая добродетель может дать свое духовное пособие, самое необходимое для раба Божия в его духовной борьбе.

     "Но с другой стороны, - продолжает старец Никодим, - эти же добродетели тем, которые в них полагают всю основу своей жизни и своего упования, могут причинить больший вред, нежели явные их опущения, - не сами по себе, - потому что они благочестны и святы, - а по вине тех, которые, не как должно, пользуются ими, - именно, когда они, внимая только сим добродетелям, внешне совершаемым, оставляют сердце свое тещи в собственных своих велениях и в волениях диавола, который, видя, что они соступили с правого пути, не мешает им не только с радостью подвизаться в этих телесных подвигах, но и расширять и умножать их, по суетному их помыслу. Испытывая при сем некоторые духовные движения и утешения, делатели сии начинают думать о себе, что возвысились уже до состояния чинов Ангельских и чувствуют в себе присутствие Самого Бога; иной же раз, углубившись в созерцание каких-либо отвлеченных, не земных вещей, мечтают о себе, будто совсем выступили из области мира сего и восхищены до третьего неба.

     ...Они обыкновенно желают, чтоб их предпочитали другим во всяком случае; они любят жить по своей воле и всегда упорны в своих решениях; они слепы во всем, что касается их самих, но весьма зорки и старательны в разбирательстве дел и слов других; если кто начнет пользоваться почетом у других, какой, как им думается, имеют они, они не могут этого стерпеть и явно делаются немирными к нему; если кто помешает им в их благочестивых занятиях и подвижнических деланиях, особенно в присутствии других, - Боже сохрани! - они тотчас возмущаются, тотчас кипятятся гневом и становятся совсем другими, на себя непохожими... Какая бы ни случилась с ними прискорбность, они не хотят подклонить выю свою под иго воли Божией... Имея внутреннее свое око, т. е. ум свой, помраченным, им смотрят они и на самих себя, и смотрят неверно. Помышляя о внешних своих делах благочестия, что они хороши у них, они думают, что достигли уже совершенства и, возгордеваясь от этого, начинают осуждать других. После сего нет уже возможности, чтоб кто-либо из людей обратил таковых, кроме особого Божия воздействия. Удобнее обратится на добро явный грешник, нежели скрытный, укрывающийся под покровом видимых добродетелей.

     ...Если, воодушевясь ревностью, победишь и умертвишь беспорядочные страсти свои, свои похотения и воления, то благоугодишь Богу паче и поработаешь Ему благолепнее, нежели избичевывая себя до крови и истощая себя постом больше всех древних пустынножителей. Даже то, если ты, искупив сотни рабов-христиан из рабства у нечистивых, дашь им свободу, не спасет тебя, если ты при этом сам пребываешь в рабстве у страстей. И какое бы вообще дело, будь оно самое великое, ни предпринял ты, и с каким трудом и какими пожертвованиями ни совершил бы его, не доведет оно до той цели, какую достигнуть возжелал ты, если притом ты оставляешь, без внимания страсти свои, давая им свободу жить и действовать в тебе"  

     "Со времени преступления прародителя нашего, мы, несмотря на расслабление своих духовно-нравственных сил, обыкновенно думаем о себе очень высоко. Хотя каждодневный опыт очень впечатлительно удостоверяет нас в лживости такого о себе мнения, мы в непонятном самопрельщении не перестаем верить, что мы нечто, и нечто не маловажное. Эта, однако ж, духовная немощь наша, весьма трудно притом замечаемая и сознаваемая, паче всего в нас противна Богу, как первое исчадие нашей самости и самолюбия и источник, корень и причина всех страстей и всех наших падений и непотребств. Она затворяет ту дверь в уме или духе, чрез которую одну обыкновенно входит в нас благодать Божия, не давая благодати сей внити внутрь и возобитать в человеке. Она и отступает от него. Ибо как может благодать, для просвещения и помощи, войти в того человека, который думает о себе, что он есть нечто великое, что сам все знает и не нуждается ни в чьей сторонней помощи? - Господь да избавит нас от такой люциферовской болести и страсти!..

     ...Ненавидя же это злое в нас самомнение, Бог ничего, напротив, так не любит и так не желает видеть в нас, как искреннее сознание своей ничтожности и полное убеждение и чувство, что всякое в нас добро, в нашем естестве и нашей жизни, происходит от Него единого, как источника всякого блага, и что от нас не может произойти ничего истинно доброго, ни помысел добрый, ни доброе дело.

     ...Познай свое ничтожество и постоянно содержи в мысли, что ты сам собою не можешь делать никакого добра, за которое оказался бы достойным царствия небесного. Слушай, что говорят богомудрые отцы: Петр Дамаскин уверяет, что "ничего нет лучше, как познать свою немощность и неведение, и ничего нет хуже, как не сознавать этого". Св. Максим Исповедник учит, что "основание всякой добродетели есть познание человеческой немощности"... Св. Златоуст утверждает, что "тот только и знает себя наилучшим образом, кто думает о себе, что он ничто".

     ...Так глубоко внедрилось в нас и так крепко сцепилось с нами это самоценение, будто мы нечто, и нечто не малое, что оно всегда скрытно живет в сердце нашем, как некое тонкое и незаметное движение, даже и тогда, как мы уверены, что никакого не имеем упования на себя, а напротив, исполнены полного упования на Единого Бога. Чтобы избегать тебе, сколько можешь, такого сердечного самомнения и действовать без всякого на себя надеяния а с единым упованием на Бога, всякий раз настраивайся так, чтобы сознание и чувство своей немощности у тебя предшествовало созерцанию всемогущества Божия, а то и другое предшествовало каждому деянию твоему"  

     Итак, эти немногие отрывки из учения свв. отцов близких нам по времени, точным и доступным нам языком передающих учение всех древних отцов Церкви, ясно показывают главные черты внутренней христианской жизни, то, что "в покаянии - вся тайна спасения"  . Желающий узнать глубже это учение может найти его во всех почти писаниях свв. отцов. Особенно же красноречиво, в самых тонких поэтических оттенках, выражен этот дух покаянного самовоззрения и умиленного молитвенного плача пред Богом - в богослужебных текстах Церкви, особенно в песнях Великопостной Триоди, поемых в храмах в дни Великого поста. Все наши молитвословы обильно напитаны этим святым духом покаяния, и для того и предназначены, чтоб научить нас ходить пред Богом православно, вопиять к Нему из глубины смирения. И все эти молитвы составлены святыми не для других, они записали их из своего внутреннего духовного переживания, они сами именно такими и почитали себя - грешными и окаянными, как и выразили это в словах молитв, говоря о себе самих, а Церковь эти молитвословия сохранила как лучшие образцы нашего молитвенного предстояния Богу и донесла до нас, чтоб мы учились на этих молитвах смиренному и покаянному самовоззрению. Глубоко заблуждается тот, кто думает, что отцы только изображали нам образ покаянного плача о себе, но сами себя признавали не столь уж грешными. Нет! - в них не было притворства, но в том-то и есть истинное Православие, чтоб всегда при свете Божественной Истины видеть себя нечистым и недостойным Бога, сколько б ни очищался человек от грехов.

СКОРО ЛИ ИСЦЕЛЯЕТСЯ ДУША

     Итак, очевидно, что все дело спасения протекает через осознание своего падения, через смирение и признание себя недостойным каких-либо высоких духовных дарований, через терпеливое несение покаянных трудов и неспешность в ожидании признаков исцеления. Последний момент очень важен - неспешность! Здесь сегодня многие претыкаются: все мы очень торопимся, желаем видеть плоды трудов своих очень скоро. За малое покаяние тут же ожидаем великой милости и, раз всплакнув о себе, считаем себя уже очищенными и убеленными, ждем явления Ангелов и знаков особого Божественного благоволения к нам, как будто уже достойным многих даров Духа. Отсюда происходят частые обольщения. Но совсем не этому учит нас опыт православных подвижников. Хорошо видно из патериков, как сложен, как продолжителен, многотруден этот путь очищения прокаженной души - и это даже в самых подходящих для исцеления условиях монастырей и пустынь. Разве дикие горы, безлюдные ущелья, дремучие леса, в которых подвизались многие отцы, отсутствие всякого общения с миром, да и часто вообще с людьми, строжайший пост, непрестанная молитва при глубокой вере и всецелом уповании на Бога, постоянный плач о себе и другие высочайшие подвиги святых подвижников -разве это не сильнейшие средства против всех глубинных корней греха? Казалось бы, человек, приявший такой образ жизни, должен в кратчайшее время совершенно очиститься от всех страстей своих, даже вообще забыть о существовании греха. Но не так на самом деле. Многие и многие годы, десятилетия проводимы были святыми в напряженной борьбе со гнездящимися в сердцах их страстными змеями, прежде чем достигали они освобождения от этих страстей, умерщвляли их и стяжевали мир души.

     "До самой кончины человека страсти сохраняют способность восставать в нем, и неизвестно ему, когда и какая страсть восстанет: по этой причине он, доколе дышит, не должен оставлять бдительного наблюдения над сердцем своим; он должен непрестанно вопиять к Богу, умоляя Его о помощи и помиловании", - говорил авва Исаия  .

     Мария Египетская, ушедшая в пустыню Иорданскую для покаяния, сорок семь лет прожила в этой пустыне никого не встречая из людей, без пищи и одежды, питаясь кореньями. Из них - семнадцать лет, словно с лютыми зверьми, боролась она со своими помыслами. Когда она вкушала скудную пищу, тотчас приходили помыслы о мясе и рыбе, жаждалось вина, то ею овладевало желание петь любодейные песни, они слышались ей, смущали сердце и слух. Она плакала, скорбно взывала к небу, просила помощи у Бога. Страстный огонь разгорался внутри сердца и опалял всю ее, возбуждая жгучую похоть. Она повергалась на землю и так лежала день и ночь, пока покаяние не совершалось и милость Божия не отгоняла злое смущение. Тьма за тьмой, беда за бедой обстояли ее семнадцать лет. И только после этого времени ей явилась Пресвятая Богородица как Помощница и стала руководить ею, отогнав всякое греховное смущение от души Марии  .

     Преподобный Иоанн Многострадальный подвизался в Киево-Печерской лавре и много страдал от блудной похоти, ничто не могло избавить его - Ни жажда, ни голод, ни тяжелые вериги. Тогда он затворился в пещере, где стал сражаться со страстью в жесточайшей борьбе. Доходило до того, что святой закапывал себя до плеч в землю, но жар похоти не оставлял его. По временам диавол в виде огромного змия нападал на подвижника, страшно томил и терзал его. Наконец Господь избавил Своего раба - через тридцать лет его затвора в пещере, после столь многих скорбей. И только тогда страсть отступила от Иоанна и свет Божественный осиял подвижника  .

     Авва Аммон сказал: "Я препроводил четырнадцать лет в скиту, моля Бога денно и нощно, чтоб Он даровал мне победить гнев"  .

     Один брат, живший в пустыне и сильно смущаемый блудным вожделением, пошел за наставлением и молитвенной помощью к старцам. И вот, найдя там величайшего и искуснейшего по рассуждению и подвигам авву , Памву, поведал ему брань свою. Тот утешил и наставил его. Также сказал о себе: "Ты видишь меня, как я стар, семьдесят лет живу в келлии этой в попечениях о спасении моем. В таковой старости поныне претерпеваю искушения и напасти. Поверь мне, чадо, что в продолжение двенадцати лет не оставлял меня блудный бес ни днем, ни ночью, непрестанно нападая скверными помышлениями и мечтаниями". И рассказал старец, какая тяжкая и упорная брань была у него с бесом блуда, как он много раз доходил до великой скорби и отчаяния, как через многое время Господь освободил его, научив познавать свою немощь и уповать на помощь Божию, а не на свои силы  .

     "Нет ничего хуже греховного навыка. Зараженный греховным навыком нуждается во многом времени и труде, чтоб освободиться от него", - сказал один египетский старец  .

     Итак, видим, что не скоро искореняются страсти. Но важно заметить еще и то, что чаще всего нам и не полезно получить скорое избавление от них. Конечно, Господь может в один миг очистить нас от всех наших немощей, но Господу угоднее наше смирение, покаянное молитвенное наше состояние; а скорое освобождение от недугов вызвало бы у нас гордостное, самодовольное, упокоенное, бездейственное душевное настроение. Святые отцы ясно видели это. Так, амма Сарра была борима бесом блуда в течение тридцати лет и никогда не помолилась о том, чтобы брань отступила от нее, но молила только Бога даровать ей мужество и терпение в брани  . Иоанн Колов умолил Бога и отъяты были у него страстные вожделения. Он ощутил ненарушимое спокойствие. Тогда он пришел к некоторому отцу и сказал ему: "Вижу себя спокойным, не имеющим никакой брани". Старец отвечал ему: "Иди и умоли Бога, чтоб возвратились брани и то сокрушение сердца и смирение, которые ты имел прежде: по причине браней душа приходит в преуспеяние". Иоанн испросил у Бога возвращение браней, и когда пришли брани, то он уже не молился об освобождении от брани, но говорил: "Господи! даруй мне терпение в брани"  .

     Вот учение Православное! - Не покоя искать, не скорого освобождения от всего скорбного и тягостного, даже не желать скорого очищения от всех своих страстей - а только того сокрушенного и смиренного сердца, которого Бог "не уничижит" и которое только и угодно Богу нашему, пред Святостью Которого все наше "чистое" как грязь и скверна, - само небо пред Ним не чисто.

     В каком противоречии с этим духом стоят многие современные религиозные учения и настроения, как распространено ныне искание духовных утешений, какого-то сладостного, беззаботного, беспечального состояния, как бы уже "райского" блаженства, - только здесь, на земле, не пройдя путем очищения, омовения от своих греховных язв  . Такие религиозные учения стараются закрыть глаза человеку на его болезни, создать у него иллюзию здоровья, приглашают его радоваться и наслаждаться ложным здравием и надуманными совершенствами своими, пребывать в коварном спокойствии о своей будущей судьбе, упиваться иллюзией счастья и гармонии, а на самом деле носить в себе семя величайшей скорби, зачаток ужасной муки, которая откроется тогда, когда вместе с этой жизнью будет отъята от такого обольщенного человека и та завеса лжи, которой прикрывалось истинное положение вещей.

     И как трезво, как утешительно наше православное верование! - Скорбеть и скорбеть здесь, на земле, от бесов, от людей, от своих немощей телесных и душевных, плакать, стенать - до конца этой земной бренной жизни, а все сладостное, утешительное - пусть будет там, в вечности! Ведь во временной, изменчивой жизни и не надежно иметь что-либо ценное.

     Не так смотрят на духовные болезни люди обольщенные; те, кто образ покаяния не приял от святой нашей Церкви, от святых отцов, кто не доверяет православному учению, - они смело решают все трудности, у них все очень просто. Пришлось слышать одну беседу - пятидесятника с православными христианами. Он укорял православных в холодности и нелюбви к Богу, в фарисействе. Их признание себя духовно немощными, исполненными страстей он объяснял нерадением, нежеланием их полностью предаться действию "благодати", мол - причина в них самих, если бы они хотели, в одну минуту могли бы освободиться от всех страстей своих, для этого требуется только решимость и одно сильное покаянное движение души - и вся греховность тут же испарится, как от огня, "благодать" тут же начисто освободит покаявшегося даже от всех наклонностей ко греху, такое покаяние тут же выжгло бы всякий грех из души и сразу наступило бы прозрение и просветление. Так что все дело только в выборе, в решимости и т. п. Сам он лично сразу же, при первом же горячем "покаянном" акте, ощутил это освобождение и получил "благодать Духа", с тех пор он совершенно изменил свою жизнь, постоянно чувствует в себе необыкновенную любовь ко всем, решимость всегда жертвовать собою ради Бога, он озарен "светом" и необыкновенно счастлив. И действительно - он весь сиял, весь пылал каким-то внутренним жарким воодушевлением. Он поведал о дивных чудесах, которые с тех пор постоянно происходят с ним и с членами его семьи (они также все чудесно преобразились после "крещения" у пятидесятников).

     Все возражения православных, их предостережения против таких чудесностей, несколько попыток преподать учение о недоверии себе и о глубокой изъязвленности души человеческой - перед обольщенным явились только новым доказательством его правоты и еще раз убедили его, что православные из-за своего нерадения, маловерия и робости, привязанности к "безжизненным канонам", из-за "фарисейства" утратили всякое общение с Богом, на том он и остался.

     Надо заметить, что бодрость, оживление, горячность, кажущаяся святой ревность, самоотречение, готовность идти на любой подвиг и другие вырисовывающиеся снаружи черты таких людей внешне создают им пленяющее впечатление, для многих предпочтительное рядом с тяжко вздыхающим о себе, ничего в себе хорошего не чающим, а оттого и сдержанным, иногда даже как бы подавленным с виду смиренным христианином православным.

КАКОВЫ ОСОБЕННОСТИ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

     А мир все более и более склоняется симпатией к такого рода ложному, истеричному христианству. Но мы не должны обращать внимания на его вкусы - чем более мы будем хранить дух нашей веры, тем более мы будем чужды этому миру, тем более будем ненавидимы им, презираемы, будем видеться ему нелепыми, немощными, даже безблагодатными. Если сегодня мир отчасти тянется к православным и любопытствует о их вере, то это не повод к тому, чтоб нам в угоду миру изображать какую-то таинственную напыщенность, ложную духовность. Бедная правда лучше выряженной лжи. Мы теперь бедны духовностью как никогда, нам более чем христианам других времен, подходят слова псалма: Спаси мя, Господи, яко оскуде преподобный, яко умалишася истины от сынов человеческих (пс. II). Мы - нищие духом, и увидеть это ясно, осознать это, в смирении и покаянии понести это - пожалуй, единственное доступное и спасительное делание для нас в наши дни. Ясное осознание духа времени, нашего духовного положения, меры наших возможностей - сохранит нас от неправильных исканий, от напрасной растраты тех жалких сил, которые мы имеем; от банкротства дел наших, от несбыточных мечтательных предприятий и несоответствующих нашему состоянию подвигов.

     Нашему времени уже не свойственно обилие духовных яств, то великолепие и благоухание, которыми была исполнена и овеяна жизнь прежних христиан. Нам остались больше немощи и скорби, поэтому и наиболее спасительными для нас будут именно постоянная смиренная молитва и воздыхание об убожестве нашем, самое скромное и уничиженное воззрение на все свои труды и делания, самое снисходительное и милосердное отношение к близким, безропотное, благодарное приятие всего случающегося с нами, всецелое упование на милость Божию и ни в коем случае не надеяние на свои добрые дела, не ожидание в себе чего-либо высокого.

     Яркий, живописный образ этому находит святой епископ Игнатий: изобилие духовных благ в среде древних христиан он сравнивает с роскошным обедом, который устроил Богатый Домовладыка Своим многочисленным друзьям и знакомым. На этой духовной трапезе предстояло безмерное количество духовных яств, по окончании трапезы гости были щедро одарены духовными дарами. Когда все разошлись, то Домовладыка, увидев толпу голодных нищих, приказал слугам не убирать со стола, но предложить все оставшееся убогим. Робко и в недоумении взошли они в обширную залу, стали употреблять все, что оставалось на столе и под столом, - упавшие крохи, никто из них не вкусил цельного блюда, не видел стройного служения прислуги, ни драгоценной посуды и утвари, не слышал хора певчих, музыки, так что никто из них даже не мог составить себе ясного, точного понятия о бывшем обеде. Насытив голод, они только приблизительно могли угадывать, какое было здесь прежде них великолепие. Но тем не менее они припали пред Домовладыкою, благодаря Его за пищу, которой до сих пор не едали никогда и не видели. Он сказал им: "Братия! При распоряжении Моем об обеде Я не имел в виду вас, поэтому Я не представил вам обеда в должном виде и не даю вам подарков..." Нищие воскликнули в один голос: "Владыко! до подарков ли нам! до пышного ли обеда! несказанно благодарим за то, что Ты не возгнушался нами; нас, истерзанных всякого рода недостатками, впустил в Твой чертог, спас от голодной смерти!" Нищие разошлись, продолжая благодарить милосердного Домовладыку. Тогда Он сказал слугам: "Теперь уберите стол и заключите Мой чертог. Уже гостей не будет, - и что можно было предложить в пищу, предложено. Все кончено!"  .

     Нищие и убогие - это образ нашего состояния; крохи и пустые тарелки- духовный голод нашего времени; смиренное благодарение и признание себя недостойными никаких роскошных яств и даров - пример необходимого нам расположения души.

     Необходимо нам внимательно прислушаться к тем предчувствиям и предсказаниям свв. отцов, которые относятся к нашему времени, - времени, судя по всему, последнему. Это осознание духа нашего времени, с одной стороны, выведет нас из состояния самообольщения, откроет верный взгляд на наши силы и возможности, сделает скромнее наши требования к себе и к другим; с другой стороны, заставит взбодриться, быть бдительными и осторожными, не унывать, но и не возноситься мечтательно, отрываясь от реальности. Вслушаемся в скорбные, но полезные слова: "Закатывающееся солнце живо представляет собою состояние христианства наших времен. Светит то же солнце правды - Христос, Он испущает те же лучи; но они уже не проливают ни того сияния, ни той теплоты, как во времена, нам предшествовавшие. Это оттого, что лучи не падают прямо на нас, но текут к нам лишь в косвенном, скользящем направлении. Лучи Солнца Правды, Христа - Дух Святый: "Свет и податель Света человекам, Имже Отец познавается и Сын прославляется и от всех познавается.(...)

     Ныне, когда умножились богатые науками, искусствами, всем вещественным, ныне оскуде преподобный (пс. II). Святый Дух, призирая на сынов человеческих, ища достойного сосуда в этом Сонме именующих себя образованными, просвещенными, православными, произносит о них горестный приговор: Несть разумеваяй, и несть взыскали Бога. Вей уклонишася, вкупе непотребна быша: несть творяй благостыню, несть даже до единого: Гроб отверст гортань их, языки своими льщаху: яд-аспидов под устнами их. Ихже уста клятвы и горести полна суть. Скоры ноги их пролияти кровь. Сокрушение и озлобление на путех их: и пути мирного не познаша. Несть страха Божия пред очима их (Рим. 3, II-18).

     Вот причины, по которым Дух Божий чуждается нас, между тем как Он -истинное достояние истинных христиан, приобретенное для всех новых израильтян их всесвятым Родоначальником..."  .

     "Священное Писание свидетельствует, что христиане, подобно иудеям, начнут постепенно охладевать к откровенному учению Божию; они начнут оставлять без внимания обновление естества человеческого Богочеловеком, забудут о вечности, все внимание обратят на свою земную жизнь; в этом настроении и направлении займутся развитием своего положения на земле, как бы вечного, и развитием своего падшего естества для удовлетворения всем поврежденным и извращенным требованиям ипожеланиям души и тела. Разумеется: такому направлению Искупитель, искупивший человека для блаженной вечности, чужд. Такому направлению отступление от христианства свойственно"  .

     "Посреди рая явилось зло облеченным в личину добра, для удобности к обольщению: оно является в недре святой Церкви прикрытым и разукрашенным, в приманчивом разнообразии соблазнов, называя их невинными развлечениями и увеселениями, называя развитие плотской жизни и уничижение Святого Духа преуспеянием и развитием человечества. Человецы будут растлена умом, по причине благоволения их неправде (2 Сол. 2, 12), неискусни в вере, имущая образ благочестия, силы же его отвергшиеся (2 Тим. 3, 8, 5). Для получивших эту силу, и произвольно отвергших ее, трудно возвращение ее (Евр. 10, 26), по причине утраты самого благого произволения, что непременно следует за намеренным пренебрежением дара Божия. Образ благочестия могут кое-как слепить ухищрения человеческие; но восстановление силы благочестия принадлежит Тому, Кто облекает человеков силою Свыше (Лк. 24,49)  .

     "Ныне во многом люди дерзнули в установления Святого Духа ввести свои установления. По этой причине сделались установления небесные - земными, духовные - плотскими, святые - греховными, мудрые - нелепыми... Есть, в частности, христиане, но утрачено общее, одинаковое знание Истины, которым бы все соединялось в одно духовное тело, с одним образом мыслей, в одном духе, под одною общею главою - Христом. Ныне всякий имеет более или менее свой образ мыслей, свою религию, свой путь, принятые произвольно или случайно, признаваемые правильными или только оправдываемые. Это бесчисленное стадо, потерявшее связь и единство в истине и духе, представляет духовному наблюдателю вид величайшего беспорядка: каждая овца бредет в свою сторону, не зная, куда идет она; никто ее не останавливает, никто о ней не заботится; люди уже более не слышат - так отяжелел слух их - спасительного гласа истинного Пастыря, раздающегося из Его Святой Церкви, который еще громко обличает их неправду, возвещает им о пути правом, указывает его. Оглушил их шум земных, лютых попечений, шум увеселений чувственных, шум земного преуспеяния. Прильпе земли душа их неспособна к восприятию впечатлений духовных"  .

     "...Сети диавола умножились, в сравнении с временами первенствующей Церкви Христовой, умножились до бесконечности. Умножились книги, содержащие лжеучение; умножились умы, содержащие и сообщающие другим лжеучение; умалились, умалились до крайности последователи святой Истины; усилилось уважение к добродетелям естественным, доступным для иудеев и язычников; явилось уважение к добродетелям прямо языческим, противным самому естеству, взирающему на них, как на зло; умалилось понятие о добродетелях христианских, не говорю уже как умалилось, почти уничтожилось, исполнение их на самом деле; развилась жизнь вещественная; исчезает жизнь духовная; наслаждения и попечения телесные пожирают все время; некогда даже вспомнить о Боге. И это все обращается в обязанность, в закон"  .

     "...Мы в настоящее время пришли в такой период жизни человечества, когда спасаются исключительно только безропотным терпением скорбей, с верою в Бога и надеждою на Его милосердие. Другими путями теперь не умеет спасаться никто. Остается для нашего времени только один единственный путь: терпение скорбей..."  

     "...Без смирения человек не может без вреда для себя получить и какие-либо дарования Божии. Вот почему и предсказано, что в последние времена ввиду усилившейся гордости люди будут спасаться только терпением скорбей и болезней, а подвиги от них будут отняты"  .

     "...Скорби - особливо удел нашего времени, которому в удел не даны ни подвиги мученичества, ни подвиг монашества. Участок наш, христиан времени последнего, участок скорбей, по-видимому мелочных, ничтожных: Весы у Бога!.."  

     "...Надо понимать дух времени и не увлекаться прежними понятиями и впечатлениями, которых в настоящее время осуществить невозможно".

     "...Надо каяться, молиться и охраняться от прелести, потому что в настоящее время большая часть желающих благочестно жить и мнящих о себе, что они благочестно живут, разгорячены вещественным разгорячением и находятся в большем или меньшем самообольщении"  .

     А вот мысли отца, современного нам, - иеромонаха Серафима Роуза, жившего в Америке (сконч. в 1982 г.):

     "Поскольку переводы православных книг о духовной жизни становятся все более и более доступными, а православная терминология по духовной борьбе все более носится в воздухе, все большее и большее количество людей толкует об исихазме, Иисусовой молитве, аскетической жизни, возвышенных молитвенных состояниях и о самых возвышенных из свв. отцов вроде свв. Симеона Нового Богослова, Григория Паламы или Григория Синаита. Очень хорошо знать об этой действительно возвышенной стороне православной духовной жизни и почитать великих святых, которые на самом; деле вели ее; но если мы не будем иметь очены реалистического и очень смиренного сознания того, насколько все мы далеки от жизни исихастов и как мы мало подготовлены к тому, чтобы хотя бы приблизиться к ней, наш интерес к ней будет лишь еще; одним из выражений нашего эгоцентрического пластмассового мира..."

     "Мы должны глубоко понять, в какие времена мы живем, как на самом деле мы мало знаем и чувствуем наше православие, как мы далеки не только от святых древности, но даже от простых православных христиан, живших сто лет тому назад или даже одно поколение назад, и как сильно нам надо стремиться, чтобы сегодня просто выжить как православным христианам..."  .

     Итак, отцы последнего времени очень часто говорили, что наше время особенно лукаво и трудно для спасения, что очень распространилось лицемерие; что истинное благочестие почти утрачено, что христиане большей частью ведут только наружно добродетельную жизнь, сердца же их удалены от Бога, порабощены земле, миру сему тленному; что притворство стало повсеместным, что никто уже не ищет Божиего, но каждый ищет себе угодного. Сейчас перед каждым верующим стоит нелегкая задача: отыскивать и отделять в этом хаосе лживых дел и слов человеческих, в этом смешении правды и лжи ту Истину, которая одна только может спасать и исцелять, - Истина эта рядом, она никогда не иссякнет, но множество лжеистин стараются заслонить ее, внушить, что они-то и есть та Истина, которая нам необходима. И вовне и внутри нас постоянно идет вражеская работа, враг усиливается подменить православную веру, ее дух на тонкую, изящную подделку, вынудить нас сделать только малый шаг в сторону от тесного пути, а там уж и совсем завести на путь отступничества.

     Особенно важно теперь научиться правильно понимать и прилагать к своей жизни писания свв. отцов, усвоить себе их дух, так как это есть дух евангельский. Отцы жизнью своею, делом, словом, чувством исполнили евангельское учение, они ясно усвоили его и подробно изъяснили в своих книгах. Понять, тем более исполнить евангельские заповеди нам без этого отцовского опыта никак не возможно, мы непременно заблудимся уже в самом начале пути. И само слово святоотеческое стало уже весьма трудно доходить до нас, мы перестали понимать святых отцов. Их подвиги во многом нам уже непосильны; та непоколебимость веры, которая давала им силу совершать чудеса, - теперь уже не встречается; их простота, чистота ума и сердца - для нас кажутся непостижимыми; их отрешенность от мира, их беспопечительность, пренебрежение к телесному и устремленность к небесному - для нас уже почти невозможны. Но тем не менее дух свв. отцов, их внутреннее делание, главная направленность и цель их трудов остаются и для нас необходимыми. Мы не можем идти также бодро, как шли они, нести такие же тяготы, взбираться на те же высоты - но мы можем и должны держать то же направление пути, иметь те же цели, определять ценность и полезность чего-либо по тем же отцовским меркам, считать вредным и неполезным то, чего береглись и отцы.

БОЯТЬСЯ ЛИ АДА "РЕВНОСТНЫМ" ХРИСТИАНАМ

     Христианин, избрав неверный путь внутренней жизни, основанный не на истинном покаянии, а на некоторой тайной гордыне и с ней на других страстях, - далеко не всегда может заметить это сам; даже все признаки этой болезни могут быть так глубоко сокрыты, что только опытный духовник сумеет обнаружить ее. В таком случае, надо заметить, - окружающие всегда скорее примечают в действиях обольщенного человека что-то больное, чем он сам; так что, когда нас обличают, надо всегда призадуматься и много раз приложить, примерить это обличение к себе, - вполне возможно, что оно не случайно.

     В духовной борьбе как часто враг усиливается обмануть нас! Святые отцы говорят, что злые духи применяют и такой прием: забирают свои орудия, которыми растравляли наши страсти и как бы удаляются от человека; таким образом, все брани затихают и душевные недуги совсем не замечаются; когда же он расслабится и почтет себя в безопасности, тогда-то враг и вонзает свою отравленную стрелу в самую какую-нибудь уязвимую часть души, возжигает в ней самую жгучую какую-нибудь притаившуюся страсть, накопившую новых сил и жаждущую насыщения. И тогда несчастный человек не выдерживает внезапного восстания в себе такой темной силы и легко падает. Но знают и иное коварство злые духи: они могут удалиться надолго, даже оставить по удалении своем в человеке самые, казалось бы, спасительные и благодатные настроения души; даже как бы ревность к добрым делам, к святым подвигам, горячее рвение к молитвенным занятиям, к посту, к бдению; даже трепетное желание творить дела милосердия, любить всех людей, помогать бедным и спасать несчастных; даже - силу терпения, чтоб сносить иногда поношения и оплевания, желание говорить о себе униженно и совершать некоторые труды покаяния и т. п. Все это не только действует в человеке без противодействия бесов, но они же еще незаметно разжигают и поощряют такие движения и настроения души, - только при всем при этом злые духи тонко касаются нашего тщеславия и в глубине сердца продолжают кадить свой фимиам идолу нашей гордыни. Демоны как будто удалились, но они пристально следят за тем, чтоб не погас этот гордостный огонек в нашей душе. И вот: человек живет по наружности прекрасно - ревностен, скромен, правдив, милосерд, нестяжателен, как будто исполнителен во всем; он даже иногда скорбит о своих прегрешениях, иногда даже очень, болезненно переживает какой-нибудь малый свой проступок; он жаждет чистоты и совершенства; он терпит оскорбления, совершает многие и многие кажущиеся вполне достойными добродетели; но при этом тот фимиам иному богу - идолу "я" - не перестает куриться в глубине сердца, с каждым подвигом все сгущается, с каждым: "добрым" делом все больше упитывает нашу гордыню.

     Как же избегать этого зла? Под каждое неразумное, хотя по виду и доброе, наше начинание демон гордыни старается подставить свое кадило; неопытный христианин не всегда умеет хорошо рассмотреть - на что он опирается в самом начале своего делания, из какого источника берут соки корни этого его древа подвижничества, кто на самом деле поощряет и присваивает себе эта его труды. Дело в том, что истинное добро в нас должно иметь основание только на заповедях евангельских, совершаться из-за страха или послушания, или же любви к Богу (смотря по духовной высоте нашей жизни), но никак не ради чего-либо иного: не ради самого подвижничества, или "духовности", или отделенного от Евангелия "добра", или "нравственности", или "святости", или даже "совершенства" - и других громких добродетелей, понимаемых отвлеченно; но стремиться совершать дела наши надо так, чтоб этим исполнить волю Божию, имея одну цель - угодить Богу. Что бы человек хорошее ни делал, он не может ни на что из этого надеяться, должен всегда говорить: "Я раб ничего нестоющий, сделал то, что должен был сделать, и сделал слабо и нерадиво" (Лк. 17, 10). Заповеди Божии так бесконечно глубоки, что исполнить их вполне никто из нас не может, но даже чем более кто будет стараться их исполнить, тем более будет видеть свою немощь, свое несовершенство, греховную поврежденность и удаленность от Бога: от этого сознания ему останется только бесконечно смиряться, укорять себя, пока не скажет, подобно Апостолу Павлу: из грешников я первый (1 Тим. 1, 15), ему останется только уповать на милость Божию, не зная за собой никаких достоинств.

     Но не так бывает в том случае, когда человек имеет меркой своих дел не бесконечное, а ограниченное, земное; тогда и делам своим он определяет цену, вымеряет их вес и значимость. Тогда-то и рождается болезненная ревность, неутешная скорбь даже о малых своих поползновениях - из страха потерять что-либо из своего богатства. При таком уповании на свои труды человек становится в своих глазах богачом, собирающим прилежно и умножающим добро; всякий свой подвиг, даже самый малый хороший поступок, он сразу взвешивает и вносит в свое хранилище - и это вместо заповеданной нам нищеты (чтоб признавать себя совершенно нищим духовно)!

     Такие самодовольные делания, конечно, не имеют глубины, требуемой от дел, истинно посвященных Богу; они, как посаженные в неглубокую почву, не имеют корней на глубине истинной веры, но корни их простираются по поверхности, пьют нечистые соки разных страстей. Итак, чтобы понять, на чем держится такое подвижничество, надо смотреть не на внешние его подвиги, а на внутреннее самовоззрение: считает ли человек себя действительно грешником, немощным, недостойным - не на словах только, даже не умом и не на поверхности чувства, а в глубине сердца, там он вздыхает ли о себе, окаивает ли себя, или там у него ликует торжество победителя, радостное признание своей значимости и богоугодности? Хорошо видно это из того: считает ли такой человек себя погибающим, вполне достойным адских мук и находящимся в реальной опасности быть осужденным идти в этот вечный ад, что только по милости Божией он может быть спасен, а не какими-то своими добродетелями; что он нуждается во многих молитвах о себе, а собственные его дела и молитвы не достаточны для спасения. Если же такой "ревностный" христианин, называя себя грешным, все же довольно твердо уверен, что никак не может быть, чтоб он угодил в темницы ада, имея столько добрых дел, то такое расположение сердца - беда! Совершенно иной пример подают нам свв. отцы, которые и на земле уже достигли ангельского состояния, могли совершать дивные чудеса, имели дар прозрения, имели видения и откровения от Бога; а умирая, неутешно рыдали о себе и искренно считали себя осужденниками ада.

     Когда настало время кончины святого аввы Агафона, братия, заметив в лице его страх, сказали: "Отец! неужели и ты боишься?" Он отвечал: "Хотя я старался всеусиленно исполнять заповеди Божий, но я человек, - и не знаю, угодны ли дела мои Богу". Братия спросили: "Неужели ты не уверен, что дела твои благоугодны Богу?" Старец сказал: "Невозможно удостовериться мне в этом прежде, нежели предстану Богу: потому что иной суд Божий и иной человеческий"  .

      Когда настало для аввы Арсения время кончины, тогда братия, бывшие при нем, увидели, что он плачет. Братия сказали ему: "Отец! неужели и ты страшишься?" Он отвечал: "Страшусь! Страх, ощущаемый мною в настоящий час, пребывал со мною с того времени, как я сделался монахом"  .

     Пимен Великий говаривал братии своей: "Уверяю вас: куда ввергнут сатану, туда ввергнут и меня"  .

     Много лет старец Силуан нес высокие подвижнические труды, много претерпел мучительных борений с бесами. Так, однажды ночью, во время молитвы старца, злые духи усиленно стужали ему и не давали чисто молиться. Он в скорби, с болезнью сердца, возопил ко Господу, прося научить его, как ему молиться и что делать, чтоб бесы не мешали ему. И услышал ответ в душе: "Гордые всегда так страдают от бесов". "Господи, - говорил старец, - научи меня, что должен делать я, чтоб смирилась моя душа." И снова в сердце ответ от Бога: "Держи ум твой во аде и не отчаивайся". После этого старец Силуан познал, что весь подвиг должен быть направлен на стяжание смирения. С того дня его "любимою песнью", как он сам выражался, стало: "Скоро я умру, и окаянная душа моя снидет в тесный черный ад, и там один я буду томиться в мрачном пламени и плакать по Господе: "Где Ты, Свет души моей? Зачем Ты оставил меня? Я не могу жить без Тебя"  .

     Иоанн Лествичник повествует, что один монах-подвижник часто от помышления о смерти приходил в исступление и, как лишившийся чувств или пораженный падучею болезнью, относим был находившимися при нем братьями, почти бездыханным  .

     Для утверждения той мысли, что нам всегда надо находиться в покаянии и сокрушении, тот же отец приводит такую устрашающую повесть: жил в тех местах некто Стефан, который, любя пустынное и безмолвное житие, многие лета провел в монашеских подвигах и просиял различными добродетелями, в особенности же украшен был постом и слезами. Сей отец удалился в места отшельников для подвига суровейшего и строжайшего покаяния, там прожил несколько лет в безлюдной пустыне. Перед кончиною своею вернулся в свою келлию. За день до кончины он пришел в исступление, с открытыми глазами озирался то на правую, то на левую сторону постели своей, и, как бы истязуемый кем-нибудь, он вслух всех предстоящих говорил иногда так: "Да, действительно, это правда; но я постился за это столько-то лет"; а иногда: "Нет, я не делал этого, вы лжете"; потом опять говорил: "Так, истинно так, но я плакал и служил братиям"; иногда же возражал: "Нет, вы клевещете на меня". На иное же отвечал: "Так, действительно так, и не знаю, что сказать на сие; но у Бога есть милость". Поистине страшным и трепетным зрелищем было сие невидимое и немилостивое истязание, говорит св. Иоанн, и что всего ужаснее, его обвиняли и в том, чего он не делал. Увы! безмолвник и отшельник говорил о некоторых из своих согрешений: "Не знаю, что и сказать на это", хотя он около сорока лет провел в монашестве и имел дарование слез. Увы мне! Увы мне! Где было тогда слово Иезекиилево, чтобы сказать истязателям: "В чем застану, в том и сужу, глаголет Бог" (Иез. 33, 13, 16). Ничего такого не мог он сказать. А почему? Слава Единому Ведающему. Некоторые же говорили, что он и леопарда кормил из рук своих в пустыне. В продолжение сего истязания душа его разлучилась с телом: и неизвестно осталось, какое было решение и окончание сего суда и какой приговор последовал  .

      Повествуют отцы и такую повесть: один прозорливый отец пришел в некоторый город, когда там умирал один почитаемый всеми монах. Все жители города считали его святым старцем и весьма прославляли его, рыдали о его смерти, почитали это для себя великой утратой, молитвами его многие надеялись избавиться от всяких искушений. Путешествующий прозорливый монах присутствовал при этом событии и ему открылось ужасное видение: он увидел, как явились страшные эфиопы с трезубцами, раздался глас с высоты: "Не дайте ему покоя, потому что и он не дал Мне покоя ни на один час". И так эти эфиопы, пронзив душу умирающего трезубцами, извлекли ее и утащили восвояси. Петр Дамаскин, святой отец восьмого века, так объясняет этот случай: причиною сего было возношение монаха, так как если бы у него были другие грехи, он не мог бы их утаить от людей, тем более совершать их ежечасно. Но только одно высокомудрие может по самоугодию утаиться почти от всех и от самого того, кто его имеет, если не попустится ему впасть в искушения, которыми душа обличается и познает свою немощь и неразумие. Потому Дух Святой и не обретал ни на один час покоя в жалкой душе, что она всегда имела этот помысел и радовалась о нем, как о некотором добром деле, оттого и помрачилась она, как демоны. Не видя себя согрешающим, может быть, человек тот питал в себе одну страсть, вместо других, и этой одной довольно было демонам как могущей восполнить место прочих пороков  .

     Там же святой Петр Дамаскин говорит: "Никто не получит пользы от других добродетелей, хотя бы он и на небе жил, если имеет гордость, чрез которую диавол, Адам и другие весьма многие пали. Потому никто не должен отвергать страх, пока не достигнет он пристанища совершенной любви и не будет вне мира и тела"  .

     Когда авва Макарий Великий пришел в скит Нитрийской горы, стеклось к нему многочисленное братство. Старцы просили его, чтоб он сказал назидательное слово братии. Он, прослезившись, сказал им: "Братия! очи ваши да испустят слезы прежде отшествия вашего туда, где слезы наши будут жечь наши тела". Все заплакали и, пав ниц, сказали: "Отец, молись за нас"  .

     "Ныне, во время земной жизни, часто нисходи умом в ад, чтоб не низойти туда навечно душею и телом", - поучал св. епископ Тихон Задонский .

     Только этот путь - самоосуждения, неверия себе, почитания себя худшим из грешников, достойным всяких мук, - святые отцы признавали спасительным и безопасным. Избрав правильный путь духовной жизни, никак невозможно не пройти стезею страха и трепета за свою душу; все, кто спасался, - шли ею.

КАК МОЖЕТ САМОУНИЧИЖЕНИЕ УЖИВАТЬСЯ С ВНУТРЕННИМ МИРОМ

     Многие, услыхав все сказанное, могут смутиться духом и сказать: "Если так помышлять о себе, если так всегда себя засуживать, если отвергать всегда всякую в себе уверенность и нисколько не надеяться на свои добрые дела, то тогда точно впадешь в отчаяние, руки опустятся и не захочешь ничего делать". - Но нет! Это не так! - Как же тогда святые отцы, которые так уничижали себя в своих глазах, всю жизнь проливали слезы о душе своей и ни о чем не желали больше помышлять, как только о своем недостоинстве, - как же они не отчаявались, но прилагали труд к труду, не оставляли ни на минуту заботу о душе своей и никогда не теряли бодрости, решимости бороться до конца? Как же они при этом имели и внутренний духовный мир и радость духовную?

     Хотя святые отцы в своих писаниях иногда и разъясняют этот вопрос, но все же умом постичь это невозможно, познается же это таинственное явление в душе мира и сладости при покаянии и самоосуждении только самой деятельной покаянной жизнью. Так же трудно объяснимо и само это признание своей греховности, почитание себя самыми негодными и недостойными грешниками теми из отцов, которые вели самую высокую подвижническую жизнь, постоянно внимая своему сердцу, стараясь во всем исполнять волю Божию. Так, авва Дорофей приводит такой рассказ: один старец весьма духовной жизни, по имени Зосима, беседовал с некоторым философом и говорил о грехах. Софист спросил: "Скажи мне, как ты считаешь себя грешным, разве ты не знаешь, что ты свят? Разве не знаешь, что имеешь добродетели? Ведь ты видишь, как исполняешь заповеди: как же ты, поступая так, считаешь себя грешным?" Старец не мог ответить, а только говорил: "Не знаю, что сказать тебе, но считаю себя грешным". Софист продолжал вопрошать, старец же недоумевал, как отвечать, и тогда авва Дорофей вступил в беседу и сказал философу: "Не то же ли самое бывает и в софистическом и врачебном искусствах? Когда кто хорошо обучится искусству и занимается им, то по мере упражнения в оном врач или софист приобретает некоторый навык, а сказать не может и не умеет объяснить, как он стал опытен в деле: душа приобрела навык постепенно и нечувствительно. Так и в смирении: от исполнения заповедей бывает некоторая привычка к смирению и нельзя выразить это словом". Услышав это объяснение, авва Зосима очень обрадовался, подтвердив, что так оно и есть. Софист также остался доволен разъяснением  .

     Так и в отношении вышесказанного: то, что умом труднопостигаемо и как будто не совместимо одно с другим, на деле таинственно совмещается, дивно сочетается и действует душеспасительно. Этому учит сам опыт; каждый христианин, который вкусил хоть немного этой горечи покаяния и самоуничижения, испытал чувство печали о своей греховности, - тот обязательно заметил, что с ними чудно соединена глубокая внутренняя, мирная, тихая радость, надежда; тот заметил - как душа после таких приливов самоукорения, смирившись, преклонившись пред Богом, бывает милостиво утешена Им; как самоосуждение, признание себя окаяннейшим преступником, величайшим грешником, достойным адских мук, непостижимым образом в глубине сердца укрепляют упование на милость Божию. Когда мы сами себя искренно, из глубины души, осуждаем, окаяваем, то Сам Господь нас оправдывает и прощает, когда мы скорбим, тяжко вздыхаем о грехах своих, то Сам Он вселяет в сердца наши радость помилования.

     "Печаль по Богу не ввергает человека в отчаяние, напротив того, утешает его, внушая ему: "Не бойся, снова прибегни к Богу; Он благ и милосерд; Он знает, что человек немощен, и помогает ему". Печаль по Богу приносит радость и утверждает человека в воле Божией", -говорит авва Исаия  .

     "Укоряйте себя, укоряйте свое немощное произволение... В обвинении себя найдете утешение. Обвините себя и осудите себя, а Бог вас оправдает и помилует..."

     "Уготовьтесь на скорби - и скорби облегчатся; откажитесь от утешения, и оно придет к тому, кто считает себя его недостойным..."- наставляет епископ Игнатий  .

     Также случается и противоположное сему: как человек, почитающий себя грешником, чуждым всего доброго, этим самоукорением и смирением приближается к Богу и утверждается в истинном добре; так и наоборот, - тот, кто считает себя ревностным и благочестивым христианином, способным на многие доброделания и подвиги, на самом деле далек от Бога и от истинного добра и часто бывает посмеян от демонов.

Вернуться в “книги” [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ]